Дети уходят из вуза, собирают вечеринки и набивают татуировки 
«Мы были готовы к тому, что дочь уйдет из дома». «Я держу оборону в отношении пирсинга». «Когда я начинала что-то советовать, дочь делала ровно наоборот». Родители рассказали «Правмиру» о том, как пересмотрели свои принципы воспитания после совершеннолетия детей.
«Вот будет 18 лет, тогда и набьешь татуировку»
Дарья, двое детей:
— К 18-летию дочери я не готовилась. У меня был идеальный ребенок: послушный, безотказный. Может, какие-то между нами споры и возникали, но редко. И то, что случилось после совершеннолетия, в каком-то смысле было моей ошибкой.
Помню, как дочка пришла и сказала, что мечтает набить тату. «Вот будет тебе 18 лет, набьешь», — ответила я. Выражение стало для меня дежурным: «Вот будет тебе 18, попробуешь алкоголь, сможешь мне возражать, станешь ночевать где хочешь…» Скоро я поняла, что дочь восприняла эти слова буквально.
В день своего совершеннолетия она пошла и набила тату на всю руку — от запястья до локтя. Я это увидела и заплакала. Мне было так жалко ее нежное тело, тонкую руку, обмотанную полиэтиленом. И это было только начало.
До 18 лет дочь возвращалась домой строго до определенного часа. Теперь она могла заявить, что остается у друга. Я скрепя сердце соглашалась, тем более что с парнем я была уже знакома. Негласно сложилось, что дочь уходила на ночевку по выходным. Но однажды у нас возник конфликт, когда она заявила, что пойдет ночевать к другу в будний день.
«Сегодня среда, завтра у тебя учеба, с чего бы идти к нему? Ночуй дома», — сказала я. «Нет, — ответила дочь. — Хочу и пойду. Я самостоятельная». Мы стали спорить, я взывала к разуму, напоминала, как трудно было поступить на бюджет, как легко вылететь первокурснику за прогулы… Справиться удалось шантажом. «Ну, окей, — сказала я. — Сегодня ты идешь к другу, а в пятницу мы с отцом и твоим братом не поедем на дачу. Мне и в городе неплохо. Так что друзей с ночевкой к нам домой ты не приглашаешь». Дочь серьезно была настроена меня продавить. Только и твердила: «А я хочу, мне уже 18». — «Я тоже, дружочек, много чего хочу, но не всегда это возможно. Да и на дачу поздней осенью ехать то еще удовольствие», — ответила ей.
Я так регулярно проговаривала, что «все запреты снимаются в 18 лет», что даже заподозрить не могла, насколько глубокую яму рою сама себе.
Второй проблемой стал алкоголь. Оказалось, мой ребенок не знает меры. Каждый раз, когда она навеселе возвращалась домой, разговаривал с ней отец. «Не люблю пьяных. Мне неприятно и больно видеть пьяной мою дочь, наконец, это чревато последствиями», — говорил он. Ему действительно было это тяжело, да и сам он категорически против алкоголя. Дочка услышала нас, но вновь интерпретировала по-своему. Она просто перестала приходить домой, если гуляла с друзьями по барам. Ночевала у подруг.
Однажды дочь устроила у нас дома вечеринку. Когда мы с мужем приехали с дачи, были в шоке от мусора, грязи, разбросанных бутылок, спавших вповалку ее однокурсников. Я сказала: «Мы сейчас с папой уйдем, вернемся чуть позже. У вас ровно час, чтобы в доме был порядок как перед нашим отъездом». Но даже после нашего возвращения ребята продолжали бегать с пакетами, собирая мусор. Вечером мы поговорили с дочкой, что лучше никаких вечеринок, чем такие. Больше у нас они не случались.
Я никогда не говорила дочери: «Раз живешь со мной под одной крышей, придется следовать моим правилам». Никогда не угрожала, что «мы перестанем ее обеспечивать, если…». Кстати, мы выдавали ей символические карманные деньги на проезд и перекус, что в школе, что в вузе. Вещи, косметику покупали вместе. Остальное она зарабатывала рисунками на заказ. Словом, я ничего ей не доказывала, не объясняла, скорее демонстрировала, что в моем доме и семье много чего зависит именно от меня. Не думаю, что это было правильно, потому что в 19 лет дочь вышла замуж за первого встречного.
Избранником оказался тот парень, к которому я ее не пускала. В новогоднюю ночь она сообщила, что съезжает к нему через два дня. В принципе, мы были к этому готовы. Она так себя вела весь год, всем видом показывая, что сама все может решать. Мы совершенно не возражали против отъезда. Оставили лишь одно требование: учись. А еще мне казалось, у меня такая маленькая девочка, поэтому ей нужна моя помощь. Так что мы вложились в съем их жилья, давали дочке фиксированную сумму на содержание, устроили парня на работу. Каждые выходные ждали в гости на обед и ужин.
Ее уход в самостоятельность нам дорого обходился.
Для меня все это оказалось хорошим уроком. Я быстро поняла, что мне совсем не обязательно, чтобы дочь жила рядом. Первое время она к нам наведывалась каждый день, через пару месяцев уже реже, наконец совсем перестала появляться. Если ее позовешь, о чем-то попросишь, вообще не проблема, она всегда за и готова помочь. Но по собственной инициативе, как я себе представляла, она к нам приходить перестала. А еще через полгода ребята расписались и дочь бросила учебу, уйдя в академ. Но уже следующей весной развелась. Ее замучил быт и требование мужа пойти работать.
Помню, как она предложила встретиться в кафе и первое, что сказала: «Мама, ты была права». Для меня ужаснее этих слов нет ничего. Я ненавижу, когда так говорят.
— В чем я была права, доченька?
— Насчет моего замужества. Ты же предупреждала, что это преждевременно.
— Знаешь, я была бы счастлива, скажи ты мне: «Мама, ты была не права».
Я прекрасно помню, как говорила, что не стоит торопиться: «Пока учишься и живешь с родителями — кайфуй. Есть куча других интересных занятий, кроме как выйти замуж в твоем возрасте. Учись, обретай знакомства, гуляй, отдыхай и соблюдай правила семьи. Их не так много. Мы в принципе почти ни в чем тебя не ограничиваем». А еще я говорила о мальчике, который казался мне неподходящей парой ни по взглядам, ни по планам, ни по жизненным перспективам. И вот дочь сидела передо мной пристыженная чувством вины, а у меня было лишь одно стойкое ощущение: девочка наигралась во взрослую жизнь, поняла, что стартовала слишком рано.
Дочь сообщила, что возвращается ненадолго. Она поселилась не в своей комнате, которую занял младший брат, а в гостиной, до последнего не разбирала свои вещи. В итоге осталась с нами еще на два года, пока не окончила университет. Самое удивительное, что она больше не вела себя так, как накануне отъезда от нас. По большому счету перестала качать права, пересмотрела свои принципы и поняла, что самостоятельная и отдельная от родителей жизнь не такая легкая и безоблачная, как ей казалось.
У меня не было ни обиды, ни злости, мне никогда не хотелось ее упрекнуть и сказать «раз такая умная, сама живи» или «я же говорила». Я была искренне расстроена, что оказалась в своих опасениях права. А еще решила, что больше свою старшую дочь никак «не лечу», не комментирую ее действия. Это бесполезно, да и я не люблю просто так сотрясать воздух. Хочет гулять — пусть идет.
Младшему сыну, которому стукнуло 14 лет, я больше не говорю: «Вот когда будет 18, сможешь…» Мне кажется, эта формулировка программирует детей. Они сидят и ждут этого восемнадцатилетия, как манны небесной. Мой эксперимент провалился и в целом кажется мне небезопасным. Я признаю свою ошибку.
«Моя дочь уже взрослая, и я ничего не могу ей запретить»
Лариса, одна дочь:
— Дочь я воспитывала одна. И проблемы начались еще до ее 18-летия. У нас возникали то и дело недомолвки и препирательства по разным поводам. А однажды она упрекнула меня: «Ты же сама сказала, что когда будет 18 лет, я смогу…» Тогда она захотела проколоть себе ухо и набить тату. Не знаю, откуда возникла эта блажь, но я сразу заявила, что не готова видеть татуированного ребенка с проколами.
А потом дочь пришла с проколотым носом. Честно говоря, я еле смирилась. Для меня это была драма. Мы даже некоторое время не разговаривали. Я злилась, потому что мы об этом говорили, обсуждали, я высказала свою позицию, а дочь ее не учла. Сначала я просила все убрать, но со временем, встретив жесткое «нет», смирилась. Потом привезла из командировки аккуратный пуссет с драгоценным камнем, чтобы она заменила им кольцо в носу.
На 19-летие подруга подарила моей дочке услугу пирсинга. Не просто прокол уха, а индастриал — штангу в хрящ, огромную такую палку, которая идет через все ухо. И тут я встала горой и держу оборону по сей день. «Нет, и все. Тебя потом понесет с невероятной скоростью. Сначала это штанга, потом туннели в мочках, бридж на носу, нострил, лабрет, медуза. Что там еще есть? Прокол уха, носа, языка, щек? Хочешь что-то проколоть, пусть это будет пупок, лишь бы не видно было, — говорила я. — Представь, пойдешь устраиваться в приличную компанию, как ты будешь выглядеть? А если захочешь быть руководителем? Тебя просто не возьмут».
Правда, на днях на переговорах с крупным партнером я увидела барышню с проколотым носом и подумала про себя: «Эх, всю легенду рушит». Я была очень расстроена.
Понятно, что времена меняются. Может, в глубине души я и сама хотела бы себе татуировку набить, но боюсь, потом передумаю. Что делать с этой татуировкой, сводить? Надо сказать, что дочь полная. И когда она намекнула на татуировку, я ей прямо сказала: «Ну вот ты похудеешь и что это будет?» Может, я была жестковата, но этот аргумент подействовал.
После 18 лет дочь начала курить. И это для меня как для мамы большая проблема. Я всеми правдами и неправдами пытаюсь отговорить. Нет, не пилю, конечно, но то и дело об этом заговариваю, поскольку сама курила в ее возрасте. Я выросла в абсолютно курящей семье. Мои родители дымили всегда и везде. Вполне естественно, что я тоже начала рано курить, но со временем бросила, конечно. Поэтому у меня просто нет морального права за это сильно ругать дочь. Но я надеюсь, что она бросит.
Вообще я недавно поняла, что все родители должны пройти через эти попытки ребенка самоутвердиться.
В конце концов, многие в юности пробовали алкоголь и не знали меры. Правда, мои родители воспитывали меня очень строго. Может, поэтому я не запрещаю, но пытаюсь объяснить, что курение — это гарантия проблем со здоровьем. Правда, не раз слышала в ответ: «Я должна свои шишки набить, мам». И у меня тут один аргумент: «С одной стороны, да, но есть вещи, на которых все набили шишки. Тебе надо просто принять это, а не повторять». Пока мне не удается 20-летнюю дочь убедить бросить курить, но я разговариваю с ней об этом.
И понимаю, что она слышит меня. Задумывается о здоровье. Например, дочь сумела за год похудеть на 20 килограмм. Сама!
Еще недавно дочь во время стресса ела все подряд: фаст-фуд, шоколадки, булки. Я понимала, что это расстройство пищевого поведения. Говорила с ней, но помогли в итоге не мои слова, а внезапная необходимость прооперировать ногу. Что-то щелкнуло в голове, и дочь начала себя контролировать самостоятельно: пить воду, более разборчиво относиться к тому, что ест.
Помню, что я бесконечно уговаривала дочь пользоваться кремом для рук или тоником, потому что кожа сухая и проблемная. В ответ было: «Это ерунда, ничего не поможет». Но сейчас не надо ее уговаривать, она сама все себе покупает и пользуется. И я понимаю, что можно сколько угодно убеждать человека в чем-то, но есть вещи, которых надо просто дождаться.
А еще я избегаю лишних конфликтов, стараюсь больше договариваться и спокойно наблюдать за взрослением. Например, я не считаю поздний приход домой и ночевку у друзей проблемой, как мои родители. Мне всегда хотелось вырваться к подружке на ночевку, но отец считал, что спать надо дома, «потому что у тебя есть твоя кровать». И мне приходилось врать, придумывать небылицы, чтобы переночевать у друзей.
Конечно, я не спала, когда моя дочь долго не возвращалась домой. Поэтому-то у нас возникла договоренность звонить или писать обо всех шагах, сообщать, где она, когда вернется. «Можешь гулять с друзьями хоть всю ночь, но в шесть утра я хочу видеть сообщение “я у Маши” или “я выехала и буду дома во столько-то”, “ я приехала”. Мне не хочется перед работой вскакивать и бежать в комнату проверять, спишь ли ты в своей кровати». Конечно, первое время она говорила: «Мама, я уже взрослая. Хватит меня ждать, ложись спать». У меня тут простые аргументы: «Мы живем в городе, здесь куча опасностей, хорошо, что ты с ними до сих пор не сталкивалась. Соблюдать меры предосторожности в разумных пределах — нормально».
Помню, подруга рассказывала, как разрешила уехать к друзьям своей взрослой дочке. «Подожди, — говорю я ей, — как я могу запретить? Я могу только порекомендовать, потому что остальное будет войной. Зачем воевать в собственном доме, я хочу дома отдыхать и жить в мире». Дочь не ездит к таким друзьям, которых я не знаю. Поэтому мне, конечно, намного спокойнее.
А еще я много говорю с ней про учебу. Например, что это залог будущего успеха, карьеры, положения. Я прошу ее учиться и не бросать вуз, в который она с трудом поступила. В школе она училась неважно. Учиться — это было последнее, что она хотела делать. Тусовки — другое дело. Я боялась ее упустить. А теперь она говорит: «Какие претензии, я поступила в институт, учусь в МГУ, что не так-то?» И приходится признавать, что все в порядке.
Дочь часто отказывается помогать, игнорирует просьбы. Я расстраиваюсь, но не готова идти на жесткий конфликт, требовать и добиваться своего. Скорее пытаюсь усовестить: «Мне нужна помощь, потому что одной слишком сложно справиться, ну пожалуйста». С некоторых пор дочь помогает без напоминаний, иногда даже больше, чем я жду. С появлением молодого человека это усилилось, проснулась в ней некоторая хозяйственность. Она начала класть все на свои места, отвечать за стирку и уборку в доме. Недавно сказала мне: «На кухню не заходи, я там сама все сделаю и ужин приготовлю. А ты иди лучше разбери свою комнату, а то тебе на нее времени не хватает».
Главный урок, который я вынесла — не отталкивай.
Я не считаю свое детство суперсчастливым. Мне все запрещали: от тусовок до занятий спортом. Я была родительским проектом. Взрослые определяли, где мне учиться, чем увлекаться, куда поступать, каких успехов достигать. «Не хочешь и не можешь поступить в МГИМО? Ну что же, дворником тоже не плохо быть, все-таки работа на свежем воздухе», — говорил мне отец. Поэтому-то многие вещи в воспитании дочери я делаю на контрасте. Конечно же, я хочу, чтобы она всегда была рядом, делала то, что прошу, но я прекрасно понимаю, что мой ребенок — личность хоть в пять, хоть в двадцать пять лет. Приходится уступать и договариваться, иного выхода нет. Давить авторитетом долго не получится, рано или поздно устанешь.
«Дети от нас не съезжают, наоборот — к нам селятся их друзья»
Мария, шестеро детей:
— Не могу сказать, что всегда поступала правильно со взрослеющими детьми. С каждым были свои ошибки и сложности. Но я довольно быстро усвоила один урок: ты просто обязан привлечь внимание подростка, где-то притормозить его, сесть и поговорить, хоть исподволь контролировать, иначе упустишь.
Мой сын в этом году поступил на бюджет геофака МГУ. А в школе он совсем не хотел учиться. Каждый год в августе сидел над учебниками, чтобы закрыть хвосты. И только благодаря тому, что я стояла над душой, уговаривала позаниматься, найти силы и выполнить задание, пусть трудное, он добился места в вузе.
Мне вообще кажется, что особенно строги те родители, кто в принципе последователен в своих действиях и у кого есть силы. На контроль нужна энергия.
Я в психологическом плане ленивая мать, и моральных сил жестить у меня просто нет. Так что остается учиться на чужих ошибках и делать то, что точно можешь.
На днях мне позвонила одноклассница старшей дочери и сообщила, что ее мама скоропостижно скончалась. Я посочувствовала и вспомнила историю Маши. Девочка прекрасно училась в школе, ей все давалось легко. Про таких говорят: «Подает большие надежды». Помню, как на родительских собраниях ее покойная мама с гордостью говорила: «Машенька чем ни займется, все у нее получается. На коньки встанет — поедет, кисть возьмет в руки — лучше всех нарисует. Куда ее ни отдам, она везде первая!» У меня была твердая уверенность, что у девочки есть все возможности достичь многого, в любой вуз страны поступить, карьеру отличную сделать. Но ее мать оказалась жесткой и это сыграло самую печальную роль в жизни Маши.
У нас дома жила разная молодежь — друзья моих детей, у которых были проблемы дома. И Маша была одной из таких девочек, которая месяцами жила с нами. У нее даже ключи от нашей квартиры были. Дело в том, что ее мама все время что-то требовала от Маши, держала руку на пульсе. Она хотела выжать все соки до последней капли из ребенка, поэтому, видимо, требовала высоких результатов во всем. Тотально контролировала каждый шаг, каждое действие. Не отпускала гулять, общаться с друзьями.
Машу поздно отдали в школу, поэтому в 11-м классе ей было уже восемнадцать лет. И тогда-то она стала сопротивляться бесконечному материнскому контролю. Например, заявила, что после 11-го класса хочет пойти в колледж. «Ты можешь поступить куда угодно: Физтех, Бауманка, МГУ, Вышка», — говорила ей мама. «А я хочу быть звукорежиссером», — отвечала дочь. После этого мать подняла руку на Машу. Так девочка попала с сотрясением мозга в больницу, а вскоре, по просьбе моих детей, переехала жить на время к нам.
У меня самой было много ошибок в воспитании детей. Я не безупречный родитель. Да что там, у меня плохо со способностью держать руку на пульсе. Может, потому что я сама жила в довольно токсичной среде, где мою самооценку все время понижали? Помогать не помогали, зато ругали регулярно. Когда вышла замуж и родила первого ребенка, у меня не было четких представлений ни о семье, ни о воспитании, ни о роли отца, я росла без него. И это все привело к тому, что я слушаю и смотрю на чужой опыт, впитываю и постоянно импровизирую. Я полна страхов за детей и понимаю, что единственный способ обезопасить их — говорить с ними. Это и есть мой контроль за ними.
Помню, знакомый священник, с которым я советовалась по поводу сложностей со старшей дочкой, сказал: «Главное, не пережать. И даже если у тебя есть какие-то правила, нельзя быть жестким и требовать их беспрекословного выполнения». В тот же день он нашел меня во дворе храма: «Знаете, после вас на исповедь ко мне пришла супружеская пара совершенно незнакомых людей. Пришли со словами “что нам делать?”. Они готовили к поступлению в вуз единственного ребенка. Он плохо сдал ЕГЭ и после разговора с родителями покончил с собой. Они стояли передо мной, рыдали и спрашивали о том, как им теперь жить, куда двигаться дальше. И я понял, что забыл сказать вам важную вещь: не ругайте дочь за проступки. Поддержите, потому что пережать — это проще всего».
И тогда у меня сложился в голове пазл. История Маши, этих несчастных родителей, мой опыт привели к мысли, что запущенный ребенок, которым никто не занимался, попади в руки доброго педагога, хороший коллектив, достигает во взрослом возрасте гораздо большего, чем искореженное родительскими амбициями дитя.
Нельзя ребенку навязать свою жизненную схему, нельзя живое существо втискивать в систему собственных представлений, ставить его вместо Х и решать это уравнение. Это ломает ребенка.
Родительство — это ювелирное искусство, которое требует от нас гибкости и предельной аккуратности. Жаль, что мы не рождаемся с этим знанием. На собственном опыте поняла, а мои дети не раз чудили, что в родительстве важно соблюдать золотую середину. Нельзя давить, но и отпускать подростков тоже нельзя. Поэтому остается балансировать, причем с каждым следующим ребенком заново.
Например, мой средний сын много со мной разговаривал. Он постоянно хотел общаться, всегда доверял моему мнению. Поэтому-то особенных проблем с ним не возникало. Зато средняя дочка оказалась закрытым человеком. Она и сейчас охраняет свои границы, к ней не пробиться. Например, когда я начинала ей что-то советовать, она делала ровно наоборот. Так что мне пришлось научиться импровизировать.
А еще я поняла, что в многодетной семье универсальной схемы воспитания нет и быть не может. Дети — не механизмы, к которым применима инструкция. Если ты будешь упертым родителем, эдаким золотым медалистом, который требует от детей не меньших успехов, чем собственные, ничего не получишь.
Недавно старший сын подошел со словами: «Мам, все мои друзья тебя считают самым добрым человеком». «Ну что такое в их понимании “добрый”, — подумала я, — наверное, тот, кто дает определенную свободу?» Мне кажется, что я просто хочу быть хорошей для своих детей, поэтому многие вещи спускаю на тормозах. Например, я не буду ругать за плохую оценку. Не стану отслеживать местоположение ребенка и нон-стоп контролировать. Я буду говорить с ними.
Например, так я убеждала, почему дочь должна сообщать мне, во сколько вернется домой: «Доченька, да, тебе двадцать лет, но ты любой триллер, любой детектив посмотри. Когда что-то неприятное случается, полиция бежит к родственникам с вопросами, мол, когда вы в последний раз видели вашего ребенка, кто его друзья, дайте контакты подруг. За незамужнюю дочь отвечают родители. Когда выйдешь замуж, то все знать про тебя будет твой муж, как и ты про него. Он будет ждать тебя вечером домой, за тебя волноваться. А пока ты не замужем, сообщай, где бываешь, ночуешь и когда вернешься. Это элементарная безопасность, а не контроль и нарушение твоих границ».
Надо сказать, что моя 20-летняя дочь настоящая тусовщица. Она ночует у подружек, и если не написала, где находится в полночь, я пишу и звоню сама. С 18-летним сыном то же самое, как и с 22-летней дочерью, которая ночует всего в двух местах: дома или у бабушки. Так было и с двумя старшими детьми, пока они не съехали от нас. Мы проговорили и завели правило — отчитываться о ночевках. В остальном у нас все довольно свободно.
Единственная проблема и больное место — содержание совершеннолетних детей.
Мы с мужем никак не можем выстроить финансовую систему. Я убеждаю его, что мы не вправе от детей требовать финансовой поддержки. Регулярно упрекаю: «А ты много своей матери покупаешь, зато она нам до сих пор помогает». Я не жду от детей чего-то необыкновенного, какой-то суперпомощи.
Помню, как сын сказал: «Если бы не женился, жил бы и дальше с вами». Дети от нас не уходят, наоборот, к нам едут все их друзья, у нас постоянно кто-то живет. Я не возражаю, потому что боюсь перегнуть палку.
Фото: freepik.com
